Нам ли праздновать Новый год?

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня неделя праотец. Это значит, что уже совсем близко Рождество Христово. И Церковь всё более зовет нас к зановорождению во Христе. В Рождественский пост полагаются труды, чтобы родиться заново с Господом. В ту меру, какая возможна для тебя в этом году. Конечно, родиться, как родился Господь в совершенстве человеческого естества, никто из нас не может. Мы слишком преданы в себе падшему началу и, рожденные в тление, остаемся людьми тленными. При этом полагая, что наша жизнь, посвященная телесности и чувственности, и есть собственно жизнь. За эту жизнь мы держимся, ибо все мы хотим жить.

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня неделя праотец. Это значит, что уже совсем близко Рождество Христово. И Церковь всё более зовет нас к зановорождению во Христе. В Рождественский пост полагаются труды, чтобы родиться заново с Господом. В ту меру, какая возможна для тебя в этом году. Конечно, родиться, как родился Господь в совершенстве человеческого естества, никто из нас не может. Мы слишком преданы в себе падшему началу и, рожденные в тление, остаемся людьми тленными. При этом полагая, что наша жизнь, посвященная телесности и чувственности, и есть собственно жизнь. За эту жизнь мы держимся, ибо все мы хотим жить.

Но рождение Господа на земле открыло человечеству, что действительная жизнь иная. Человек назначен и призывается к иной жизни. Человек сотворен Богом и имеет в своей природе образ Божий, т. е. любовь. Мы называем ее — призвание любви. Сказал Господь: возлюби Бога своего. Он обратился к нашему призванию любви. Оно изначально с сотворения человека вложено в нас как образ Божий.

По этому призванию любви человеку должно и хочется любить Бога. Более того, для человека любовь к Богу есть жизнь. Отсюда у нас и потребность исполнять заветы Того, Кого любишь. А Господь говорит в ответ: «исполняющие заповеди Мои пребывают в Моей любви», пребывают в святости Моей, Бога. Так влагается в нас вторая потребность — пребывать в любви Бога. Потребность эта есть призвание святости. Этими призваниями церковными — любить Бога и пребывать в Его любви — мы и собираемся в единую Церковь. И тот, который этого призвания не имеет, Церкви не знает. Другие призвания, их четыре, обращены к людям. Дав заповедь: «Возлюби ближнего», Он не мог не дать, чем ее исполнить. Поэтому прежде вложил во всякого из нас четыре призвания любви к человеку: сыновство, супружество, родительство, гражданство. В них вместилось в человеке всё богатство любви к людям.

Из сыновства, супружества, родительства образуется семья. Гражданством образуется Отечество. Если ты больше себя любишь тех, которых тебе Бог дал, если не себе, а им, домашним своим посвящаешь всего себя, тогда будет у тебя семья.

Если мы любим соплеменников, всех, кто за пределами нашей семьи, и трудимся для укрепления и благосостояния семей, не детей только вне семьи, а полных семей, то в такой любви образуется Отечество.

Любовь к соотечественникам начинается у детей с пяти-шести лет, потом с семи лет ребенок начинает ярко и сильно осваивать призвание гражданства. Для него всё более открываются люди вне его семьи. Это и родня, и соседи, и семьи одного двора, улицы, района, города, страны. Начинается дружба, появляются добрососедские отношения. Вот ребенок бежит самое лучшее отдать соседям, чем-то добрым им помочь, принять непременное участие в делах своей улицы, своей деревни, своего района, города, в итоге своей страны.

Вот появляются у него первые друзья, товарищи и подруги. Когда четыре жизненные призвания наполняются любовью к Богу и святостью, т. е. призванием церковным, тогда образуется Церковь. В семье это малая Церковь, в собрании соседей образуется община, в собрании общин образуется епархия, а далее поместная и Вселенская Церковь. Церковь, в которую люди собраны Богом, а между собою соединены святою любовью.

Что же для нас есть заново родиться вместе с Господом? В призваниях семьянина, гражданина, христианина мы ведь уже рождены. Да, рождены, но отчасти. Как семечко, пока лежит в сухом месте, пробудиться и родиться не может, но в нем всё есть. Положи его во влажную почву, дай тепло и свет — и родится побег, а из побега родится цвет, а из цвета родится плод.

Так и мы. Имея призвания любви, какие заложены уже в нас и составляют начальный образ любви Божией, мы должны пробудиться в ней и пробиться сквозь тлен: сквозь нашу падшесть, страстность, греховность. Пробиться сквозь преданность своей плоти — телу и телесному довольству, пробиться сквозь душевную чувственность, ожить в нравственном и духовном движении и чувстве. В Церкви есть всё необходимое для пробуждения призваний любви и далее призваний святой любви. Питаемые благодатною влагою и благостным теплом Господним, они — призвания — оживают и, пробуждаясь, пробиваются сквозь нашу падшую натуру.

Только нам нужно полюбить по новому жить, по-новому быть так. Проявляться это будет в том, что ты просто начнешь чувствовать свои призвания. Если ты дочь и сын — ты будешь чувствовать, что тебе нравится слушаться родителей. Не то будет нравиться, что ты будешь делать, слушаясь родителей, а само послушание будет нравиться. Слушаться родителей будет для тебя жизнью. Потому что, когда ты послушался — ты чувствуешь, что ты пребываешь в их любви. Пребывать в их любви — это твое счастье.

Если ты супруга, то слушаться своего мужа — это твоя любовь и твоя жизнь. Ты послушалась и чувствуешь, что ты ожила. Если еще раз послушалась — чувствуешь, что ты совсем ожила, дальше послушалась — чувствуешь, что ты наполнилась жизнью. А если жизнь твоя освящена благодатью Божией, то она становится счастьем, или, по-церковному, блаженством. Ты пребываешь в любви мужа и через послушание — в любви Бога.

То же самое и муж. Если ты исполнил свои обязанности по отношению к жене — ты ожил. Если ты развиваешь в себе и жене потребность к спасению, в чистоте естественных сил ты едино с женою, в любви и заботе о ней ты ей покров, ты верен жене и предан ей до конца жизни. Чем полнее ты исполнил эти обязанности мужа, а затем еще и обязанности отца, т. е. крестное попечение о детях в своей семье, за пределами семьи и крестное попечение о семьях в своем Отечестве, тем более ты ожил, и с каждым новым исполнением твоих мужних и отцовских обязанностей, обращенных к жене и детям, ты чувствуешь, что оживаешь. Душа твоя расправляется, наполняется богатством возможностей добродетелей, какие присущи каждому из нас. Если еще исполнен благодатью и благостью Господнею, тог открывается в тебе великодушие и мир, и несказанная любовь к своим домашним.

То же самое и за пределами своего дома, в служении соотечественникам. У каждого из нас есть какое-то служение, маленькое или большое, по прикладным дарованиям, т. е. по профессиональным способностям, и не совсем по способностям, какая разница. Главное, что у тебя есть служение. Мыть полы или конструировать целые заводы, шить или готовить пищу, убирать двор, заготавливать дрова или строить дома, летать на самолетах или ездить на машине — какая разница, разве в этом дело?

Дело как раз в том, что в своих делах ты любишь соотечественников, ты для нихвсё это делаешь. Честно, искренне, правдиво. И чем больше ты сделал для них и чем больше людей обрадованы тобою, тем больше в тебе жизни. Не от дел только, а от любви к ним. В этом твоя жизнь, в этом и освящается она благодатью Божией. Ради такой любви очищается она от тлена, т. е. от расслабленности, иждивенчества, от всякой корысти, очищается от ложных устремлений, когда ты, оказывается, не людям служишь, а своей известности, или своему карману, или своему властолюбию. От этого в твоем покаянии очищает тебя благодать Божия. Чтобы по-Божьи быть со всеми людьми. По-Божьи помыть полы, наколоть дрова, по-Божьи провести самолет из одного города в другой, по-Божьи сшить для людей — мало ли что тебе поручено или что сам ты взялся исполнять.

По-Божьи — значит для людей, не в свое удовольствие, радуясь тому, что людям становится хорошо. И через то, имея от Бога силы, возрастая в силах нравственных, в силах и любви сыновней, супружеской, родительской, гражданской, т. е. к соотечественникам и к их семьям. Их благосостояние есть результат твоих трудов. А любовь и добродетели есть плоды Духа Святого в тебе.

Так совершаться и есть рождаться заново, т. е. сквозь тлен своего падшего пробиваться своим от Бога данным естеством. Исполняясь благодати, очищающей от падшего, вместе с тем исполняться благости и благодати для нравственного добра, т. е. добра призваний любви — гражданской, сыновней, супружеской, родительской, т. е. отцовской и материнской.

Зачем в дни Рождественского поста мы говорим обо всём этом? Затем, чтобы постовые дни не прошли для нас даром, чтобы это не была втуне прожитая жизнь. Чтобы труд поста был для нас ступенькой нашего возрождения. К этому и Церковь сегодня, прославляя всех праотцев, в послании апостола дает нам наставление: Братья, егда Христос явится живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе. Когда Христос явится в вас, в вашей жизни, тогда и вы с Ним явитесь в славе. Но для этого, говорит, умертвите убо уды ваша, яже на земли. Т. е. то, чем вы сейчас живы и полагаете, что это жизнь, говорит, умертвите. Что умертвить? Уды, которые требуют умертвления — это всякая потребность услаждаться. Умертвите, говорит, уды услаждения своего, которые в земной жизни есть страсть. Какая же? Блуд, нечистота, страсть, похоть злая, лихоимство — всё это есть идолослужение.

Что есть идолослужение? Мы знаем, что по языческим обычаям это принесение почестей властелинам, от которых язычники ставят в зависимость свою жизнь. чтобы после принесения почестей иметь в своей жизни дополнительные богатства и услады. И язычник по-другому жить не может. Он приносит свои приношения идолам как хозяевам своей жизни и полагает, что получит устроение своей земной жизни, т. е. жизнь себе в удовольствие, в свою усладу, в известность и превосходство. Апостол Павел обращается к нам с вами как верующим людям. Для язычников это слово безполезно: они его вообще не услышат и не поймут. Церковь, когда поставляет это слово в сегодняшний день, день памяти праотец, тем самым приготавливает нас к Рождеству Христову. Ясно, что это слово обращено к верующим людям.

Значит, говоря об идолослужении, он говорит не о языческих идолах, он говорит о том, что мы для самих себя идолами делаем. Поэтому, говорит, если мы служим блуду, нечистоте, любой страсти, похоти злой, лихоиманию, то всё это есть идолослужение. Т. е. это желание такой жизни и поэтому обращение к хозяевам этой жизни и в итоге получение этой жизни.

Что же такое есть желание жизни? Это желание появляется от недостатка того, что мы воспринимаем как жизнь. Обращение к хозяевам этой жизни — к бесам, которые стоят за каждой страстью, разжигают ее. Что же такое, в итоге, получение жизни? Разжжение этой страсти и удовольствие от нее.

Мы говорим — я люблю поесть. Но нет такой заповеди — любите есть. В заповеди о любви к ближним говорится — «как самого себя». Этим Господь подтверждает право нашего тела и нашей душевности на заботу о них. В ту меру, которая нужна, чтобы в призваниях любви сыновней, гражданской, супружеской и родительской было чем исполнять заботу о близких. С больным телом много ли пользы принесешь близким? Что же есть страсть? Когда мы любим поесть, один любит поесть много, другой вкусно. Но не в этом значение пищи. Значение имеет услада от пищи. В ней, усладе, начало и вершина страсти.

И от хозяина чревной страсти мы ищем усладу. Хозяевами чревной страсти являются бесы. Сама же чревная страсть, разжигаясь сверх естественной потребности, в удовлетворении ее доставляет нам усладу. Это и есть искомое, ради этого мы устраиваемся в жизни так, чтобы у нас непременно было всё для услаждения.

Среди услад, которые апостол называет идолослужением, прежде всего он поставляет блуд. Не супружеские отношения, в которых «брак честен и ложе нескверно», когда в жизненных призваниях любви муж и жена живут друг для друга и ради детей, не это есть блуд, но откровенное использование другого ради своей сладости — это есть блуд. За ним стоит и хозяин блуда, от которого ты имеешь как бы жизнь, но на самом деле смерть.

Вслед за блудом апостол называет нечистоту. Разные нечистые сердечные чувствования. Услаждения, которые мы получаем, рассматривая на улицах лица людей, их фигуры, движения; слова похоти — всё это нечистота. Мы ходим по городу, заглядываем в витрины, услаждаемся видом вещей, которые там стоят, дорогих, недоступных для приобретения, но доступных для любования — она, витрина для этого и сделана. Сколько денег положено на то, чтобы весь город украсить витринами. Чтобы люди услаждались одним желанием этих вещей. Не имея возможности их купить, разжигались бы в желании, мечтании, даже просто в созерцании вещей.

В дополнение к витринам — огромное количество рекламных журналов, в которых напечатаны красивейшие изображения тех же вещей. Рассматривание этих журналов с пристрастием есть тоже нечистота. Особенно журналов мод, журналов с разными машинами, обувью, бытовыми предметами, посудой. Это нечистые движения твоего сердца, разжигаемые услаждением. За этим услаждением стоят и хозяева их — бесы. Посмотри, нищему тебе порой жалко подать даже 10 рублей, а за такой журнал ты готов и 300 рублей положить, потом сидеть часами и услаждаться картинками, тем самым питая беса. Тем самым имея через это разжигание нечистого желания. Предметов быта много больше, чем можно было бы обойтись. Одновременно с умножением вещей, всегда одновременно и почти пропорционально растет жадность и скупость, тает и исчезает щедрость сердца, чуткость и простота.

Но самая ужасная нечистота сегодня — это зрелища. Через них сердце наполняется выдуманными движениями чувств, побуждений. Одно дело, когда сердце подвигается любовью к своему ребенку, к жене, мужу, соседям, сотрудникам, и другое, когда возбуждается телеэкраном. Разворачивающиеся события захватывают твое сердце и влекут за собою, подвергают всплескам и взрывам самых ужасных чувствований. Даже прекрасные виды природы есть подмена. После нее человеку на природе уже скучно. Он не знает, чем в ней жить. Вид реальной природы, реальный огород, реальная земля, дают созерцанию нашему особые чувства. Да и благословения Божии возделывать и умножать красоту своей земли даны не для телеэкранных видов природы. Нет же, картины, которые ты смотришь в телевизоре, не подвигают тебя возделывать землю. Посмотри на детей — оставляют ли они телевизор, чтобы, посмотрев фильм, желать возделывать землю. Тем более, если эти картинки носят нас в вихрях сменяющихся чувств: ярости, злобы, смеха, увлечения, ажиотажа до дрожи: догонит — не догонит, захватит — не захватит, станет богатым или не станет, победит муж или жена? Чем закончится семейная драма, в которой нам нет нужды участвовать, за этих героев и молиться не нужно — их жизнь и они сами — всё выдумка, игра.

Имеет ли всё это какое-либо отношение к твоему реальному мужу, к твоей реальной жене? Живет ли в тебе призвание любви, данное от Бога, исполняя которое ты следуешь заповеди: «Возлюби ближних»? Нет. Может, это любовь к согражданам, соплеменникам, вообще к Отечеству? В таком случае понаблюдай, меняются ли твои отношения с соседями, с людьми твоего прихода после телевизионного зрелища? Может быть, после телепросмотра у тебя начинаются новые и именно церковные отношения в твоей общине? Да нет же.

Эмоции, как бы они ни были ярки и глубоки, не есть жизнь призваний. Призвание любви, имея нравственный характер, имеет в себе жертвенность, в призвании человек посвящает себя другому и порой без остатка, даже до смерти, может и душу свою положить за други своя, когда друг болеет или с ним стряслась беда или радость, тоже и с близкими своими и со всеми, кого любишь.

Яркий пример тому — рождение ребенка, когда мать, пробужденная в своем призвании материнства, готова пожертвовать себя всю. Откуда только силы берутся? По многу дней может не спать, когда ребенок болеет. Работу, увлечения, подруг может оставить, чтобы растить ребенка. В наше время много ли жен имеют такую силу посвящения своей жизни мужу? Может быть, за пределами семьи в гражданском призвании она имеет такую любовь к соотечественникам, соседям, тем, с которыми она работает? Может быть, она готова всю себя им отдать? Увы. Тем более мужья. Поколение обезсиленных в супружестве, отцовстве, гражданстве. Обезсилены, потому что призвание невостребовано сегодня, мы не им живем, не по нему определяемся в жизни и не в призваниях любви слышим и чувствуем себя живыми. Даже воцерковление свое умудряемся устроить мимо призваний семьянина и гражданина. Как будто христианин — это новая порода людей без семьи и Отечества, без роду и племени. При этом христианство легко совмещается и даже срастается у современного человека с нечистотой сердца, побужденной телевизионным экраном. Какая-то мертвая стекляшка раскручивает современных христиан до такой степени, что теряется всякая чуткость к своим домашним, внимание к сослуживцам, ревность о своем Отечестве, забота о семьях в Отечестве и забота о соотечественниках. Насидевшись у экрана и компьютера, мы становимся глухою головешкою, которая живет ради своих удовольствий, ради своих страстей. Поразительно, христианство сегодня устраивает воскресные школы, ходит по тюрьмам, больницам, выпускает газеты, журналы, книги, торгует церковной утварью, зазывает в храм, но не занято Отечеством и семьями в Отечестве. Обессиленное в гражданском призвании христианство. Обессиленное в том числе и делами нечистоты сердца.

Поэтому после нечистоты апостол пишет о страстях. Если ты предан нечистоте сердечной, а телевизионная и компьютерная нечистота — самая большая сегодня, какая только может быть устроена в человечестве, самая разнообразная и захватывающая, то, ясное дело, за этой нечистотой разыгрываются и разгораются все страсти, какие только есть в тебе.

Но если страсти владеют умом и сердцем, и волею, о каких призваниях любви можно говорить? Ясное дело, что нет в телевизионном и компьютерном зрителе: в детях сыновней любви к родителям, в мужьях-женах супружеской любви, в родителях родительской любви, потому что вместо Божьего и подлинно настоящего призвания жизнью стала нечистота сердечная, а за нею пробужденные или еще не пробужденные страсти. Когда за живое заденут, тогда и узнаёт человек о них. Узнаёт, но не желает расставаться.

О каком гражданстве, тем более воцерковленном гражданстве, может в таком случае идти речь? В нечистоте сердца рожденная страсть мчит сегодняшнего человека делать гражданские дела, а на самом деле дела наживы, возвышения во власти, обретения известности. Ничего иного большинство современных людей не делает в своем гражданстве. Извращенное, подмененное гражданство, которое гражданством не является, ибо оно не движимо призванием любви к соотечественникам. Иная любовь подвигает то, что называют сегодня гражданством. Но от этой иной любви гражданство не очищается в церковном жительстве. Человек в Церковь приходит, к сожалению, вовсе не для того, чтобы очиститься от страстей, прекратить всякую в себе нечистоту, унять всё, что является блудом? и явиться заново рожденным вместе со Христом в Богом данных призваниях.

Не для этого, к сожалению, приходит большинство людей в Церковь. Как об этом узнать? Очень просто. Побывав в церковных службах и Таинствах, человек приходит домой и возвращается к той же грязи и нечистоте телевизора. Ладно бы сам сел, но он же всех детей посадил к нему, потому что так удобнее — они заняты, он свободен. А теперь еще и другая мода появилась: в детской — свой телевизор, во взрослой — свой, у бабушки, дедушки — третий телевизор, еще и в общей гостиной — четвертый. Куда ни зайди — везде телевизор. Правда, у православных везде, куда ни зайди, над телевизором икона. Но где собственно жизнь? В обращении к иконе или в зрелищах телевизора? Увы, для смотрящих телевизор зрелище всегда большая жизнь. Надо ли в этом кого-то убеждать? А вслед за этим в жизнь сегодняшней семьи с великой властью входит компьютер и интернет.

Но тогда зачем человек приходит в Церковь? Зачем он ищет церковную жизнь? Зачем? На этот вопрос пусть ответит каждый из нас сам. Мы же ответим на другой вопрос — почему человек пришел в Церковь? Потому что Господь позвал. Он сказал нам: «Отвергнись себя и следуй за Мной». Мы пришли не сами, но Им пробужденные. И сейчас Господь продолжает призывать каждого из нас следовать за Ним. Продолжает оживлять, воскрылять в нас желание церковной жизни. Той, какую Господь совершает с нами. Для этого с нашей стороны нужно исполнить три действия: отвергнуться себя, взять крест свой и после этого или одновременно с этим — следовать за Ним. Увы, жизнь показывает, что человек в желании церковной жизни это призывание Господне понимаетна свой лад. Не отказывается от своего, но утешения жизни, какие ему дороги, оставляет при себе. А порою и вовсе не собирается рушить свою страстную, блудную и нечистую жизнь.

Поэтому апостол, сказав: блуд, нечистота, за которыми все страсти, дальше говорит: «похоть злая». Это уже деятельное проявление человека. Если жить в страстях и разогреваться нечистотой, тогда и весь образ жизни будет сплошною злою похотью. Здесь и хотения плоти, и хотения чувственности, за которыми скрыты хотения страстей. Жизнь устраивается по хотениям. Злая, потому что жизнь устраивается для себя. Никакого уклада у человека в такой жизни нет. Тем более уклада церковного. Корнем слова уклад является лад, лад Божий, по благодати, благостный лад. Это не одно только взаимодействие, взаимоучастие. Это жизнь сообща. И больше, глубже, чем сообща. Пребывание в любви друг друга. И более того — пребывание в любви Божией. Живущий похотью злой не уклад устраивает в своей домашней жизни, потому что дома он живет не этим. Если мы в ту или иную меру лепимся к нечистоте и страстям, то это выливается в похоть злую. Богатые и разнообразные столы, даже если это и пост, богатая и разнообразная домашняя утварь, ковры, картины, мягкие и дорогие диваны, теплая, , да еще разнообразная одежда, если и небогатая, то непременно разнообразная, сменяемая по моде. Непременно телевизор в каждой комнате или как минимум один на квартиру. И всё это рядом с иконами. Только жизнь богатая, телевизионная и жизнь молитвенная — это разная жизнь. Которая из них для нас больше, и которая из них составляет собственно нашу жизнь?

В Царстве Божием телевизора и богатства вещей нет. Молитвенным настроениям телевизионные настроения враждебны, более того, убийственны. Будешь ли ты держаться того, что убивает тебя?

Там, где похоть злая составляет основу нашей жизни, там обращение к иконам присутствует как некое отдание долга своему религиозному чувству и как некоторое дополнительное утешение в захлестнутой эгоизмом жизни. Ты бросаешься к иконам, когда тебе плохо, а после опять обращаешься кв делам злой похоти, по законам мира сего, по законам и влечениям страстей.

В результате похоть злая и лихоимство в ту или иную меру становятся твоим образом жизни. При них церковная жизнь только внешняя. Человек держится за нее только для того, чтобы иметь утешение, когда свое же зло чересчур закрутит и завертит в притязаниях и претензиях друг ко другу и ко всем вокруг. Но только лишь чуть успокоишься, утихнешь в молитвах, как, положив молитвослов или псалтирь на полку, вновь ввергаешься в тот же самый порядок своей полуверующей жизни, которая во многом остается похотью злой и лихоиманием. Порожденными страстями, нечистотой телевизионной, компьютерной, и в итоге всё более откровенным блудом.

Вот жизнь сегодняшнего полуверующего человека, который при всём при этом называет себя христианином.

Церковь же вместе с апостолом Павлом обращается к нам со всею категоричностью: «Умертвите уды ваши, иже грядет гнев Божий на сыны противления. В нихже вы иногда ходите». Да, наверное, во времена апостольские не к язычникам же он обращался, наверное, временами так и ходили. «В нихже иногда ходите». Мы же с вами сейчас не иногда в этом ходим, но постоянно погружены и этим живем. «Отложите», — повелевает Церковь вместе с ним. Апостол повелевает, Церковь просит и говорит: «Отложите вся: гнев, ярость, злобу, хуление, срамословие от уст ваших. Не лгите друг другу, совлекшися ветхого человека деяниями его, но облекитесь в нового, обновляемого в разум, по образу Создавшаго его». По образу Создавшаго ваш разум. «Идеже несть эллин или иудей, не обрезанный или обрезанный, варвар или скиф, раб или свободен» — какое это имеет значение? Муж или жена, сын или родитель, гражданин или соплеменник — какое это имеет значение?

«Облекитесь в нового, обновляемого в разум», в нового человека, т. е. восстанавливающегося в первозданности призваний любви, «ибо всяческая и во всех тогда будет Христос». Ибо если ты, приходя в Церковь, тем более присутствуя или участвуя в Таинствах, особенно в Причастии, хочешь, чтобы Христос вошел в тебя и был твоею жизнью, а сам являешь внутри себя поганого человека, как ты можешь тогда звать Христа к себе? Как ты можешь вообще Его к себе расположить и открыть Ему свой рот? А если и откроешь, во что ты Его примешь? Ясное дело, принять можешь, мы так и делаем, приходим и без всякого прости, лукавым образом причащаемся, ввергая Господа своего в поганое свое сердце, исполненное рядом с обращением ко Христу поклонением идолам.

Ввергнется ли Сам Господь в это всё? Нет, ибо Богу не свойственно входить в нечистоту. Он и не ввергается. И ты, даже и причастившийся, остаешься вне причастия, потому что, как и видно по тебе, ты возвращаешься в ту же похоть злую и лихоимание. Весь образ твоей жизни в этом и состоит — по виду ты и в Церковь ходишь, а внутри движешься страстями и разжигаешься нечистотой телевизионной и компьютерной.

И ты хочешь при этом называться христианином? Как же? Поэтому еще и еще раз в эти остающиеся немногие дни перед Рождеством Церковь в апостольском слове повелевает отложиться от всякой злобы. В том числе от готовящегося празднования Нового года. Если и дети участвуют в приготовлении Новогоднего праздника, вместе с ними ты должен прекратить это сегодня же. Отложить от себя раз и навсегда новогодние приготовления и о Новом годе по новому стилю никогда больше не думать. А всё, что приготовлено для новогоднего праздника, оставить на Рождество Христово. В Новый же год успокоиться, помолиться и ложиться спать в тишине предрождественских событий, которые нас с вами ждут. Аминь.

Продолжение следует.