Отнесение

Прот. А. Гармаев: Переходим ко второй части. Пожалуйста, отнесение услышанного.

Утарбаев Б. Х.: Содержательная правдивость есть, так как предмет основан на трудах Святых отцов, проделана большая работа с содержанием, урок направлен на уразумение жизни, для этого производятся необходимые действия, вопросы на разумение. Плохо, правда, услышалось, как это должно быть в богослужении, в жизни. Хотя и воспитывается чуткость и лаконичность в пространстве, только не понятно, насколько студенты берут это. А вообще, начало, огонек есть, и можно его развивать. Это поддерживается на иконописном семинаре. Но насколько они будут опираться на эти уроки, зажжется ли у них ревность к этому? Ведется ли развитие способности видеть жизнь в иконичном пространстве, присутствие Бога в жизни, применяются ли наработки духовных ужинов Великого поста.

Вот мы с Родионом училище вместе почти окончили, год разницы, но разный образ, и хотя истоки одни, а вот во мне изобразилось одно, а в Родионе — другое. Я увидел сейчас в уроках Родиона такую основательность, толковость, что ли, содержательную, и вспомнил наши семинарские занятия: у нас были «горницы», групповые работы, время побыть одному, на природу выходили с Библией. И я запоминал, как это на меня подействовало, что и в какую глубину души отложилось.

Я увидел такую точность у Родиона: он как-то проникся существом действий, уяснил действие общины, урочное и праздничное. В этом, видимо, жизненность. И вот эти точные действия помогают определить, где, как и какое действие задать. Увиделось как бы распределение духовного братства училища среди нас двоих. Вот такое отнесение. Слышу важное в том, что многое обрел он в училище: хранение духа ревности — это же у нас было по пятницам, его вел отец Сергий. И вот он перенял без каких-либо искажений, в чистоте действий. Также перенял видение духовного мира, собирание духовных сокровищ.

И когда слышишь Родиона, то прикасаешься к истокам, откуда это все взялось, и вспоминаешь мотивацию, причины, и это тоже важно. Я считаю, что это связано с тем, что в характере Родиона сильна чуткость. У меня вот этого нет.

Воротникова Н. П.: Слушая изложение Родиона Николаевича, я внутренне наблюдала последовательности каждого его курса, трех курсов, которые он преподавал. Мне очень понравилась глубина содержания, то что он привлек много литературных источников, понравилось четкое изложение вопросов, очень логично переходящих один в другой. Очень чувствуется, что он сам живет этими курсами, или жил, когда учился в семинарии, отсюда серьезный подход к изложению истории педагогики, учения о семье, аскетики и литургики. Много времени уделяется содержательной подаче материала, потому что этот содержательный материал дает фундаментальное начало для его дальнейшего развития, уже в опыте. Он хорошо пользуется методическими наработками, которые получил за время учебы здесь, в училище. Все четко оформлено, прямо слышится эта его авторская программа: и свои наработки, и литературный источник. Он умеет так точно их совместить в правильной последовательности, важной для студентов, потому что эти знания в дальнейшем будут применяться практически.

Гладкова Л. Г.: Когда Родион Николаевич нам стал рассказывать о тематических планах курса, то, я соглашусь с Надеждой Павловной, впечатление было очень хорошее, что цельность курса соблюдена и темы, о которых рассказывает он, не вызывают никаких внутренних сомнений, вопросов, казалось, что им надо быть именно тут. Видно, что за этим стоит большая работа преподавателя. На следующий год он может включить что-то новое, изменить, исходя из опыта, который ему дает учеба в семинарии. Все это принимается душой. Слушая это, я параллельно смотрю межпредметные связи, которые он выстраивает от класса к классу. Но еще, как мне видится со стороны своих предметов, тут тоже связь, вот и хочется, чтобы и у нас наработанные тематические планы как-то в будущем корректировались по содержанию, потому что ведь времени действительно мало. Для этих тем учебного времени мало отпущено, и какую-то грань я больше могла бы освещать в своих предметах учения о Церкви, а в чем-то он, т. е. впереди еще такая работа с преподавателями возможна, с полным доверием к его содержательным тематическим планам. И видно, что большая забота о знаниях, которые нужны студентам, исходит из его личного опыта, что очень радует.

Прот. А. Гармаев: Лидия Васильевна, скажите.

Скорьева Л. В.: Радует то, что теоретический курс выстроен с уразумением, с сообразованием с жизнью, с педагогическим опытом небольшим (это по поводу студентов Анны и Кати, тем более, что, по Вашему свидетельству, это на исповеди даже было заметно). Даже один этот факт очень важен, по крайней мере, для той работы, которой я занимаюсь. Т. е. именно некие теоретизирования не от уровня церковной жизни, а вообще даже и простой жизни, ведь все сообразовано и взаимосвязано. Хотелось бы так литургику мне изучать, как он рассказывает.

Прот. А. Гармаев: Я бы отметил такие особенности в характере преподавания: лаконичность, точность, что вообще свойственно характеру самого Родиона Николаевича, поэтому достаточно ярко это сейчас услышалось в его изложении своего опыта преподавания. При этом лаконичность может быть разная, она может быть довольно поверхностной, здесь же есть вкус к существенному и поэтому выделение в предмете именно существенных содержаний и опора на них, к тому же эта лаконичность ради хорошего усвоения знаний студентами. Ведь «При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои, — разумен». (Притч. 10:19) А здесь видна забота о том, чтобы материал был доступен к усвоению, и это движется именно вкусом к лаконичности содержания. Есть и вкус к точности. Он дает как раз возможность ясного и точного изложения содержания. Вплоть до того, что студенты многое записывают. Ведь рассказ преподавателя имеет большую емкость и пространность. А если студенты в это же время должны записать, то это требует от преподавателя выборки материала и точности его выделения, значит, он должен точно выделить материал, затем уже дать его под запись студентам.

Отрадно для меня то, что он делает попытки поддержать ревность студентов не только на уроке, но и по выходе их в жизнь, что вообще составляет основу обучения в училище, они восприняты и входят в канву урока. Правда, сам Родион Николаевич все время говорит о том, что это эпизоды, что это некоторые отдельные элементы воодушевления, отдельные огоньки ревности, что пока эта сторона жизни чаще находится в состоянии тлеющего костра, от которого иногда вдруг перед каким-то непредвиденным и непредсказуемым обстоятельством появляются язычки пламени, как ревность к тому или иному действию. В плане сослужения студентам, их жизненному воцерковлению, конечно, эта сторона преподавательской заботы важнейшая. И конечно, мне бы хотелось, чтобы развитие жизненности души продолжалось бы.

У любого служения есть как минимум три характера исполнения. Один характер — когда служение исполняется в заданных рамках и уже выписанных требованиях, и человек имеет при этом ответственность и организованность, но не более того.

Другой — когда человек в служении ревнует о предмете самого служения либо о соработниках, в данном случае студентах, которые входят в поле его служения. И тогда эта ревность о студентах, усваивающих данный предмет, которая сообразуется с их развитием, и уже развитие студентов, точка их развития, период их жизненного пребывания, а соответственно, период их воцерковления составляют тот предмет внимания, к которому обращена ревность о них. И тогда ревность обращена к развитию студентов.

И третий, когда служение входит в сообразование с замыслами Божиими. Второй — сообразование с жизненными путями каждого конкретного человека, в данном случае студента, а здесь — с замыслами Божиими, когда идет развитие собственной чуткости к замыслам Божественным, к Промыслу о тех людях, в данном случае студентах, которые даны нам как преподавателям, пусть на короткий срок, всего лишь на время данного курса. Они со своей стороны отдали все свое время на то, чтобы изучить данный предмет, а со стороны Господней устроены необходимые условия для этого — и внешние, и внутренние. Для того, чтобы они на этом своем жизненном этапе сообразовались с замыслами Божиими как относительно их движения на земле, так и участи после смерти. И тогда, конечно, уровень и долгота такого служения уже становятся существенно иными.

Эти три характера пребывания в служении обычно видны и в жизни людей. Первое — это, получается, служение как дело, второе — служение жизненным путям человека, студентов, и третье — это служение замыслам Божиим о студентах. И быть соработниками Богу и сообразно замыслам Божиим вести себя со студентами. Я так вижу, что где-то и в силу собственного развития, и в силу училищных обретений или вложений есть элементы второго и третьего. И мне бы хотелось, чтобы развитие именно во втором и третьем характере служения стало серьезной основой преподавания предмета, при том, что первый характер, как мы все сейчас услышали, достаточно хорошо осуществляется, т. е. служение преподаванию, как дело. А вот второй и третий желается в развитии.