История прихода иконы в Отраду

Испокон веков на Руси существует традиция — идти крестным ходом с иконой в ее престольный праздник, а иногда и освящать ею дома благочестивых семей. Соблюдается она и в нашей общине. После крестного хода в день памяти иконы Божией Матери «Отрада и Утешение» один из наших прихожан пожелал принять икону в своем доме на несколько дней. Следом за ним выстроилась длинная очередь — все записывались, когда Пресвятая Богородица Своей иконой посетит их дом и благословит на весь последующий год.

Принимающие ведут «Летопись», в которой записывают все изменения, случившиеся в их жизни с приходом в нее Пречистой Владычицы. Она переходит вместе с иконой из рук в руки, слово — из уст в уста. Вот и сегодня, прежде чем передать «Летопись» следующему владельцу, отец Анатолий зачитал нам самое ее начало — правдивую историю, написанную его рукой о том, как икона Божией Матери «Отрада и Утешение» впервые появилась в нашей общине, ознаменовав новый период ее жизни.

Рассказ отца Анатолия:

…Фундамент храма закладывали в честь преподобного Серафима Саровского. Думали, что храм из бывшей пионерской комнаты переедет во вновь построенный.

Строительство нового храма с какого-то времени начало быстро продвигаться. «Все, которых влекло сердце», приносили в дар Господу часть от своих средств, и часть немалую — от 50 тысяч рублей до 200 и даже 300 тысяч. И преимущественно от своих личных сбережений или от продажи своего дома, квартиры — десятину Господу. Это было так же, как в ветхозаветные времена строился храм — скиния собрания. «И приходили все, которых влекло к тому сердце, и все, которых располагал дух… и все по расположению сердца приносили кольца, серьги, перстни…, всякие золотые вещи… и каждый, кто жертвовал…, приносил сие в дар Господу… …все…, которых влекло сердце». В строительство храма вложили свои силы и все, «которым Господь дал мудрость и разумение, чтоб уметь сделать всякую работу», и все, коих влекло сердце приступить к работе и работать» (Исх. 35, 21 — 29; 36, 1 — 2).

Строительство подходило к концу, и вместе с радостью появилось в душе волнение — в честь кого переименовать храм, из которого уйдет прп. Серафим. Не от себя же именовать. Если именовать-то от Бога. Как узнать Его волю? Время шло, а ясность не приходила. Это было мучительное недоумение. Одновременно с ним поднималось в сердце обращение ко Господу: «Господи, Сам благослови».

В это время Алексей Александрович Обухов высказал сильное желание — второй раз поехать на Святую гору Афон. Мы поехали вдвоем. В Монастыре св. Пантелеимона — 4 дня, а потом пешком и на автобусах по другим монастырям Афона. В монастыре Ватопед установили новое правило — паломникам более одного дня не задерживаться. А мы хотели побыть там три дня. Наместник, отец Ефрем, уехал. Наш провожатый по монастырю сказал, что без него никто не возьмет на себя ответственность принимать иное решение. Я тихо и сильно молился Матери Божией, просил ее благословения. Храм, в котором находилась Ее икона «Отрада и Утешение», был закрыт, и в этот день пройти к ней было нельзя. Казалось, что другого уже ничего не будет. Но вдруг с какого-то момента все обстоятельства также тихо, но все увереннее начали оборачиваться совсем по-другому.

Наш провожатый показал нам на человека, вышедшего из храма: «Спросите у него, он сейчас вместо наместника». Не сразу получилось подойти к нему — он был не один. Когда подошли, благословились, представились, спросили — попросили. Он ничего не ответил. Наш провожатый сказал: «Подождите». А потом…

Потом были радость за радостью. Заместитель наместника разрешил остаться на три дня. Вечером отец Ириней, один из духовников монастыря, согласился побеседовать со мною. Он француз, но немного говорил по-русски. Сказал, что у него есть около получаса. Но так пошла беседа, столь сокровенное и вместе простое давалось ему слово, столь необычное для меня было веяние любви, которое исходило от него, что ни он, ни я не заметили, как прошло около двух часов.

Стемнело. В храме, где мы были, стало совсем темно. Только легкий свет от луны давал видеть очертания друг друга.

А на следующий день мы были в храме у иконы Матери Божией «Отрада и Утешение». Везде, по всей горе Афон, где бы мы ни были, я мысленно задавал один и тот же вопрос: в честь кого наименовать храм, из которого уйдет преподобный Серафим Саровский? Когда я опустился на колени перед иконой «Отрада и Утешение», в душе было благоговение, трепет, благодарность, что Она услышала, что оставила на три дня, что дала беседу с отцом Иринеем, что теперь допустила к Себе. Лишь через какое-то время я вспомнил отдаленно о своем вопросе, с которым шел по Святой Горе. Но не успел его задать. Даже не облек в слова. Вместо них появилось тихое чувство, что не нужно ничего менять. Храм преподобного пусть останется храмом преподобного. В новый же храм пусть войдет Матерь Божия Своей иконой «Отрада и Утешение».

Чувство данного мне ответа было столь живое и вместе с тем тихое, проникнутое любовью от Пречистой, исполненное жизнью, благословением Ее, что казалось мне — так оно всегда и было: и даже когда мы только начинали строить храм, и когда уже строили. И когда люди, «которых влекло к тому сердце», приносили деньги, они имели это влечение от Самой Матери Божией.

По приезде в Волгоград я поехал к владыке Герману рассказать о построенном храме. «Как же его именовать?» — спросил владыка.

Владыка, благословите именовать в честь иконы «Отрада и Утешение!» — воскликнул я, не успев рассказать о предыдущих волнениях.

Пусть будет в честь иконы «Отрада и Утешение», — просто и сразу сказал владыка, — Пиши прошение на антиминс.

Так храм стал храмом Матери Божией. Когда я вернулся от Владыки в Отраду, то зашел в храм преподобного Серафима. Опустился на колени, просил прощения у него. Но слова и чувство просьбы куда-то растворились. А на сердце пришло мирное чувство, что тому так и надо быть, что преподобный и знал с самого начала.

Теперь в Отраде два храма. Бог даст — будут и еще.