9. Отклик на нужду ближнего – служение Господу

Ценностные маяки земной жизни.

Светская личность озабочена тем, кем стать в жизни, и только в связи с этим переживает, как жить и каким быть. Ради того, чтобы кем-то и каким-то стать, она осваивается, как надо для этого жить.

Божий же человек в своем богодарованном чувстве Богоугождениея, обеспокоен, прежде всего, тем, как поддерживать те или иные добрые отношения, совершить добрый поступок, в итоге благочестиво исполнить жизнь, потому что главной заботой верующей души является забота об угождении Богу, как Богу угодить — вот о чем печется душа Божия.

У светской личности, напротив, все стремления, переживания обращены на то, чтобы жизнь построить от своего образа, ему угождая, а чтобы угодить, предварительно она его формирует. Отсюда стремление к подражанию разным именитым, успешным по светским меркам людям, вглядывание в их жизнь, следование их примеру.

Когда мы в православной семье воспитываем ребенка на житиях святых, то встречаемся с тем, что они так написаны, что все святые именитыми и значимыми оказываются не в обществе людей, а именно в очах Божиих. Более того, большинство святых так живут, что все земные блага отвергают, не ценят, и людская слава, материальное благосостояние, роскошь, богатство — все это у святых вменяется ни во что. Святые живут, не угождая человеческому мнению и человеческому обществу. И часто, не взирая на мнение человеческого общества, поступают против его норм и порядка жизни. Общество стремиться жить во дворцах, а святые удаляются в пустыни и живут в каменных пещерах. Люди тянутся к славе, а святые бегут от людского прославления и внимания, предаваясь уединению. В житиях святых не на что опереться чувству независимости и самоугодному устроению своей жизни. Но «Божьи невольники счастливы».39

Самоугодие и отсюда независимость, в итоге, выливаются в прямые отношения с окружающим обществом, когда человек становится зависимым от общества и пытается исполнить его нормы — стать знаменитым, богатым, влиятельным среди людей, потому что этим он возвышается над людьми, отличается от них. Такой образ формирует самоугодный порядок жизни, и человек идет по жизни, угождая самоличному образу себя самого. Чем более самоугоден, тем более он переживает это чувство как независимость от мнений окружающих. Если в нем четко сформировалось то, каким стать — это значит, что все окружающие, которые будут над этим смеяться и унижать его, будут вызывать либо гнушение ими, либо раздражение и отвержение их. Потому что он в преданности образу своего героя, в действительности, независим. Сила этой преданности есть мера его независимости.

Когда мы входим в церковную жизнь, то долгое время не слышим и не чувствуем притягательности образа святых, хотя они восхищают нас. Человека, живущего по призывающей благодати Божией, святые угодники восхищают благочестивыми поступками, безгрешным укладом жизни. Но поражает, преимущественно, их ум, потому что призывающая благодать Божия прежде всего оживляет ум навстречу Богу и ко всему богодарованному. Поэтому он восхищается поступками и действиями, но сердце его вовсе не собирается и не сразу начинает жить этим. Но, вступив на путь воцерковления, мы через какое-то время услышим, что к святым угодникам Божиим сердце глухо, оно не слышит, продолжая, оказывается, жить не человеческим, не Божьим, а личностным характером.

Пока призывающая благодать Божия действует в человеке, он, освящаемый в уме своем, читает жития. А когда наступает второй период трудничества, и благодать начинает уступать место собственному духовному труду человеческому, мы тут слышим, что всякая потребность в чтении житий полностью отпадает, а сердце никакого желания вчитываться, вслушиваться в эти жития не имеет, и оказывается, что и жаждою так жить оно не исполнено. Но человеку, богодарованной душе его, Божьему началу в нем всегда свойственно искать — как жить, угождая Богу? И это сердечное искание соединяется с движением воли. Вернее, в ощущении воли это переживается сердцем как нравящееся, как сердечная жажда, образ, как потребность нашей воли.

Сердечный взор ребенка устремляется к Богоугождению через родителей.

В ребенке по поводу Богоугождения изначально есть этот вопрос «как?». Ребенок обо всем хочет разуметь, прежде всего, знать, как исполнить жизнь. Если его сердечный взор направлен к Богу, испрашивает, как Богу угодить, то начинает он с того, что хочет угодить маме, папе и вслушивается во все потребности, желания материнские и отцовские. И когда он этим желаниям удовлетворяет, а они радуются его поступку и действию, то и дитя переживает радость жизни, потому что оно угодило своим родителям.

При возрастании же веры и восстановлении живого чувства к Богу, эта потребность угождения и радость жизни от того, что угодил, все более обращает к Богоугождению. Ребенок не просто хочет исполнить что-либо в жизни, но хочет угодить Богу. Вот этим угождением он ощущает себя, как особенно живущего. А как ему узнать, угодил он Богу или нет?

Можно через родителей и конкретных людей, и тогда его живая обращенность к людям и через них верою слышание Бога, чувство Бога в правильном сознании ребенка воспитывают его Богоугождение.

Ребенок, будучи существом земным, на земле родившимся, начально формирует в себе угождение к родителям в отношениях с ними.

Призывающую благодать нужно укрепить поддержкой родителей.

Видя обращенность родителей к Богу, и направляемый со стороны родителей в самостоятельное отношение к Богу — молитву, хождение в храм, в обращение с освященными предметами, такими как крест, икона, святая вода, ребенок научается церковным действиям, а в них через слово родителей, что Бог так велит, что это заповедь и желание Божие. И постепенно утверждается в необходимости исполнять повеление Божие, заповедь и желание Божие. Так ребенок укрепляется в своем угождении Богу. Это происходит по действию чрезвычайной благодати, которая в значительной степени должна быть укреплена и поддержана действиями родителей, обращением ребенка к Богу.

По мере умножения этого угождения Богу, сначала в простых действиях исполнения церковных правил, отношений со святынями, освященными предметами, постепенно возрастает в ребенке вера. Сначала вера имеет чисто разумный характер: по сознанию он восприемлет от родителей, что так надо, сердцем и волею своею оставаясь преданным в угождение родителям. По мере переживания благодатных чувств и благодатных прикосновений Божиих все более в нем открывается живая вера в Бога. Он теперь угождает Богу не потому, что родители велят и не потому, что он сознанием принял, что это есть повеление Божие, но потому, что укрепившаяся в сердце живая вера ведет его. Так начало угождения родителям поворачивает его к Богоугождению. Или же его Богоугождение происходит через угождение родителям. Потом, по мере восприятия в сознание, что есть повеление Божие, заповеди Божии, его угождение Богу происходит через сознание этих повелений Божиих. И, с возрастанием веры, его угождение Богу обретается по живой вере в Бога.

Богоугождение ребенка сначала происходит по желанию родительскому, потом по сознанию, которым он принимает повеление Божие, потом по вере. А уже во взрослеющем человеке, в юноше и взрослом идет дальнейшее развитие Богоугождения, которым он опирается на надежду и упование на Бога. И потом возрастает уже в Богоугождение по любви. А «Любящих и Бог любит».39 Пять этих этапов проходит человек в своем Богоугождении.

Восприятие ребенка как чада Божия и есть слышание в дитя исконного свойства человеческого — Богоугождения, и начало взращивания его в этом смысле.

Человек этим и является, что ему даровано от Бога

Господь, сотворив человека, создал его особенным, и нет ни одного похожего на другого. Эта особенность, своеобразие человека составляет одну сторону благобытия — бытие личности самого человека. И вторая сторона — это действие благодати Божией исходящее от Бога. Вместе они составляют благобытие. Данное от Бога присуще человеку, оно становится уже сущностью человеческой. Действительно, Господь все дал человеку, и человек в этом пребывает теперь самостоятельно. Точно так же нам дана физическая сила, которой пользоваться мы можем независимо от Бога. Поэтому и неверующие или маловерующие люди живут этой физической силой, носят тяжести, передвигают предметы, выполняют разную работу независимо от Бога. Более того, даже став сатанистами, они продолжают пользоваться этою своею физическою силою и активностью. Господь, что-то даровав человеку, отдает ему это в полное пользование. И человек этим и является, что ему даровано от Бога.

Благодать подается человеку, когда он ищет ее и смиряется.

Благодать, которая содействует, постоянно подается человеку по его насущной нужде. Если человек в ней нуждается, в нее смирением своим располагается и ищет ее, то тогда эта благодать подается. Потому что «Бог любит смирение».40 Как только человек перестает ее искать и в гордости своей ходит не нуждающийся в ней, то ее и нет. Поэтому от Бога подаваемое своеобразие по благодати есть до тех пор, пока человек его жаждет. А то, что он уже получил с рождением от Бога, то ему принадлежит постоянно, только оно может либо помрачаться, либо освящаться.

Точно так же наша телесность, которая у всех отлична: сколько нас есть -ни один не похож в своем телесном на другого, все лица разные. И это тоже наша данность. Другое дело — она может быть освящена, а может быть и помраченной. Когда человек ходит с мешками под глазами, весь обрюзгший, значит, он помраченный, во грехах пребывает. Недосыпание — это неосвященность телесная. Потому что по мере освященности телесной, человек, пребывая в благодатном свете, уже не нуждается в таком обилии сна, в каком нуждается греховное тело. И чем более тело погружается в себялюбие, негу, тем более оно нуждается во сне. И отпечаток этой нужды виден на теле — оно все вялое, обрюзгшее и одутловатое, или же блудно-розовое, буйно брызжущее всякими чувствами, эмоциями.

Итак, благодать — это любовь Божия, которая всегда неповторима. Господь бесконечен в Своих деяниях и поэтому ничего не повторяет. Вон сколько людей, и через всех Он действует, и ни в одном Он не повторился. Сколько бы поколений людей ни рождалось, все новые люди появлялись. Благодать Божия если действовала в них, то ни в одном никогда не повторилась. Это сугубое свойство благодати.

Цель благобытийная и самоличная разные дают плоды.

Вот плетет один корзину, а другой выпекает хлеб. Один церковный, пребывающий в благобытии, все в содействии Божием совершающий, а другой даже пищу готовит или печет хлеб в самоличной способности и в Боге не нуждающийся: разные будут у них плоды жизни. И так все, чего бы мы ни коснулись. Всякий, пребывающий в благобытии, отношение к человеку имеет совершенно особенное, благобытийное и отношение к вещам тоже имеет с дыханием блага.

Каждый родитель может быть предан инстинкту чувственного характера: материнскому или отцовскому, в котором он в своем родительском попечении о ребенке идет на полное удовлетворение его сиюминутных, телесных и душевных потребностей. Это может совершаться либо через жалость, либо через сознательное потакание — пусть, он сам натерпелся, зато ребенок теперь живет хорошо, на то и родитель, чтобы дитя избавить от того, что самому пришлось пережить. Это сознательные установки, в результате которых родитель в своем обращении к ребенку полностью служит сиюминутным потребностям ребенка.

Другой случай — когда родитель сознает необходимость воспитания ребенка, цель которого приготовление его к будущей жизни. Это нравственное отношение к ребенку.

И по долготе цели родители различаются: к какой дальности жизни родитель приготавливает своих детей.

Самая большая дальность цели свойственна христианским церковным родителям, которые приготавливают ребенка уже с утробного его развития к вечной жизни, готовят к частному суду, к мытарствам — туда простирается родительская цель. Исходя уже из этой цели, идут цели земной жизни: ближайших десяти лет, данного года, сего дня.

Другая группа родителей, которые приготавливают ребенка к исполнению земной, взрослой жизни — это, в основном, родители неверующие, но нравственно зрелые, и чем более зрелые, тем более они приготавливают ребенка к его старости. Руководствуясь этой целью, они прозревают, что должно быть свойственно ему в зрелости, в отрочестве, в юности, и, соответственно, в теперешнем его возрасте. И, опираясь на такую перспективу и стратегию, складывается тактика воспитания: что необходимо ребенку в первую очередь, что во вторую.

Это все случаи, когда родители это делают по сознанию: зная какую цель преследуют, так и ведут ребенка, согласно плану готовя дитя.

Первая часть — это родители, которые исходят из телесно-чувственного инстинкта по отношению к ребенку.

Вторая часть родителей исходит из сознательной цели.

Сознание цели у родителей тоже может быть различное.

Первое — это дальняя цель, которая простирается к вечной жизни и событиям после смерти, и тогда родители верующие, церковные приготавливают ребенка к прохождению мытарств.

Второе — родители нравственно-зрелые, но неверующие, которые приготавливают ребенка к нравственной взрослой земной жизни, они нравственно зрелые, но неверующие.

Есть родители, которые имеют самую большую зрелость, и приготавливают ребенка к старости, их идеал, к чему должен ребенок прийти, их конечная цель — это старость. И они знают, что такое нравственная старость.

Какие-то родители акцент своей цели делают не на старости, а на зрелости, видя своего ребенка состоявшимся зрелым человеком в обществе, в своей семье. Этот образ семьянина, гражданина в его зрелом возрасте, когда он очень активен, всеми уважаем и почитаем. Вот это и составляет для них цель. Что потом будет происходить, они не сознают и отчета себе в этом не дают.

Значительная часть родителей в своей цели простираются и мечтают о том, как они выдадут замуж или женят своего дитя, и чтобы, дай Бог, сложились первые годы жизни. И это для них центральное, дальше они в своем сознании не простираются. Ради этого они приготавливают его сейчас. Дают ему образование. А что дальше он будет делать, какой он будет — это уже он сам управится.

Потом, есть еще родители, которые пекутся в основном о школьном периоде -чтобы хорошо учились и закончили хорошо школу, дальше у них сознание не простирается, они просто не думают об этом, считая, что здесь их долг родительский кончается.

И, наконец, есть родители, которые приготавливают ребенка к ближайшему предстоящему году. Они, например, приготавливая его к службе в армии, хотят, чтобы он закалил свое тело и обрел какую-то профессию, которая ему поможет хорошо служить.

Из сознания родительской цели формируется вся стратегия воспитания. Родитель сознает, что готовит ребенка, например, для вечной жизни, или к прохождению мытарств. Но в данный момент он может не чувствовать, что есть добродетель, может не быть в ценности самой добродетели, уже сейчас совершающейся, потому что его собственная чаянная жизненная способность к добродетели еще не обретена. По сознанию опережая себя, он уже хочет жить так, хотя реально-то еще не умеет.

Третий случай, одухотворенный — когда цель родителями не просто сознается, а совершается их собственной жизнью. И поэтому цель содержит не сознание, а душа родительская и порядок их жизни. Это родители, которые имеют цель в собственном нравственном душевном устроении, когда не просто по сознанию, а по ценностям личной жизни и по реальному исполнению собственной жизни они имеют потребность формирования в детях личной добродетельной душевной цели, соответственно, являющейся сугубым характером духа в добродетельном возрастании детей.

Этот человек уже собственным опытом живет в обретении, в усвоении духовного порядка жизни. И поэтому добродетель он знает по опыту, и формирует уже сейчас в ребенке эту добродетель. «Доброта человеческая в делании благочестия».41 Он ее сейчас уже слышит, имеет в виду, внутренне простираясь из сегодняшнего в будущее, вечное жительство. И из вечного простирается в сегодняшнее, реальное. Не в сознании содержит, а реально совершает этот уклад жизни уже сейчас.

Одно дело, когда мы прочитали книжку о молитве, например. И как-то зажглись и по сознанию ясно представляем, какие этапы надо проходить, какое состояние и качество молитвы может быть. Но, одновременно с этим, может быть и такое, что молитва сразу далась. И в какой-то момент молитвенное настроение, живое обращение к Богу, и духовный характер молитвы, может быть, единожды в жизни совершился, состоялся. И какая же разница переживалась между вторым и первым состоянием? Одно — по сознанию ты что-либо узнал, а второе — по опыту прожил. По сознанию идущий родитель не может заметить в ребенке, добродетельный он или нет. Вообще, у него нет критерия определить: сейчас у него трезвенные отношения с ребенком или нет. Он не знает, что такое трезвенность. Много об этом начитался, может быть, даже и лекции слушал, но в опыте он этого не имеет. И поэтому реально войти в отношения с ребенком трезвенно не может. Он весь выученный, по сознанию все знающий, но ребенок закапризничал, и родитель тут же отреагировал на него своим чувственным откликом и ввязался с ним в конфликтные отношения. Дитя кричит, он требует — между ними скандал, хотя при этом родитель ясно сознает, что надо что-то другое делать, слышит внутренне, что надо готовить ребенка к трезвенности, но как это совершить и что это такое — он не ведает.

Родитель, который по жизни имеет этот опыт трезвенных отношений, точно представляет когда он чувственный, а когда свободный от чувственной привязанности. Когда он привязывается, ему чувственно хочется ласкаться с ребенком, понежиться. А когда он действительно любит ребенка и от этой чувственности свободный, то в нем есть любящая строгость к ребенку, от которой тот вольно или невольно начинает приходить в высвобождение от собственной чувственности. И родитель строго слышит это, он душою никогда не ввязывается в чувственные требования ребенка, более того, душою не только отлагает ребенка и подает ему силы отложить чувственность, а далее, когда ребенок это совершит, крепко хранит себя в этом. Такой родитель формирует в ребенке будущее уже сейчас, потому что он видит его будущее.

Три ипостаси нравственности в семье.

Первый образ — это родители, которые ради вечной жизни слышат ее добродетельную уже сейчас и поэтому обращены к добродетельному возрастанию ребенка. Добродетельные — значит, духовно-нравственные, когда их высвобождение от чувственности совершается действием духа. Такие родители знают духовную трезвенность, когда отлагается душевная чувственность и побуждается, раскрывается возможность богодарованных свойств души. И тогда обретается духовно-нравственное достоинство души или трезвенность.

Второй образ — это родители, которые чувствуют нравственную сторону жизни, и живут ею. Попечение о ближнем, бескорыстие, великодушие — это свойственно им по естеству их либо собственных обретений, в которых они возрастают, либо по дарованиям, которые они имели с детства. Добродетель имеет и нравственный, и духовно-нравственный порядок. Нравственное выражение одно, духовно-нравственное — другое. Когда мы по нравственному, воспринимаем не освященного человека, по природе несущего в себе добро, это еще не добродетель, это добрый нрав, великодушие нецерковного человека. Одно — это духовно-нравственное чувство ребенка, другое — его нравственное чувство.

Третий образ — это уже та семья, которая совершает духовно-нравственное реальное становление. Для церковной семьи это является естественным. Она именно в эту способность и возможность духовно-нравственного отношения с ребенком и возрастает. Это значит возрастает в отношения трезвенности. В таких отношениях родитель способен реально воспитывать ребенка, и действительное его воспитание совершается именно в третьем случае, когда родитель имеет опыт духовной трезвенности, либо имеет опыт нравственной трезвенности.

Сознательное воспитание не соединяется с живой душой.

Когда родитель идет от сознательной цели воспитания, само воспитание может не касаться жизненности ребенка, а только сознания и мировоззрения ребенка. Это сознательный родитель может вполне сформировать и воспитать. Но реальной способности дитя не впадать в чувственность, в капризы, в греховные проявления родитель может и не дать.

На сегодняшний день очень много родителей, воспитанных в советской действительности на словесном типе воспитания, имеют максимальный предел влияния — это словесно формировать мировоззрение ребенка, его сознание. Поэтому немало детей, которые вполне сознательные, но совершенно не способны управляться со своей душою. Будучи сознательными, они очень активно могут воспринимать знания и, более того, ценить, различать ценности и смыслы этого знания. Внутри этого знания легко могут различать важное от неважного, существенное от несущественного. Но применить это знание к собственной реальной жизни они не в состоянии. Много знающие и сознающие, они при этом могут быть капризными, упрямыми, эгоистичными, самодовольными, своенравными. По сознанию своему могут в себе это все замечать, от этого даже скорбеть, но это будет чисто эмоциональная скорбь, которая не трогает их внутренний душевный склад. И ребенок, воспитанный таким образом, став уже взрослым человеком, может долго биться как рыба об лед, не чувствуя, где же на самом деле должна начаться работа, чтобы произошли какие-то видимые перемены в его отношении к жизни, способе общения, круге восприятия людей, в отношениях с Богом. Пока не произойдет этого вскрытия разделения сознания с живой душой, ни чувства трезвенности, ни чувства реальности он не имеет. Он этому не научен. Мы, преимущественно, таковые есть.

Побудитель благотворительности ребенка — всякая нужда ближних.

Мы говорили о нужде, которая является побудителем благотворительности для ребенка. И поэтому рассматривали разные виды нужды: телесной, душевной, в частности, нравственной нужды. Там, где сверстники пребывают в той или иной нравственной нужде, нужно чтобы ребенок это чувствовал, слышал и откликался бы.

К сожалению, в большинстве случаев сейчас идет прямая реакция ребенка на немощь нравственную. Сверстник злится, ругается, обзывается, обижается или что-либо непотребное показывает ему, а ребенок из подобной же немощи собственного бессилия реагирует на него, не имея нравственной силы, не имея силы простить, великодушия, не имея силы хранения мира. А причина в том, что по разумению дитя не ведает о том, что всякое зло, проявляющееся в сверстниках, есть нравственное бессилие. Более того, в себе он не имеет разумения ценности нравственной силы и того, в чем она проявляется. Ведь «Что Богу неугодно, то и не сильно».39 И поэтому должно быть сформировано правильное разумение о силе.

Злоба, обида, каприз, упрямство, всякое горжение не есть сила, хотя они могут мощно проявляться. Человеческой силой, которую каждый человек получил от Бога, является сила нравственная. «Не в силе Бог, а в правде».42 А всякая худая сила, которая проявляется в человеке, не является человеческой силою, она не от Бога вложена и не по природе божественной в нем пребывает, а является силой противной, бесовской, вражьей и говорит о нравственной немощи личности.

Как люди мы все рождены нравственно одаренными. «Царственное священство» даже — вот в какое высокое достоинство по благодати мы должны быть поставляемы. И ценить в себе эту возможность нравственной силы, в ней обретаться, проявляться, упражняться, возрастать — это и есть проявление в себе действительно человеческого, богодарованного. И если ребенок это ценит, то он будет стараться по отношению к ближним откликаться на их нравственную нужду, а не на озлобление. За озлоблением он сможет чувствовать нравственную нужду.

Теперь о нуждах духовных. Приложив усилие, чтобы утешить сверстника, который, например, со злобой подходит и пытается учинить драку. Слыша в нем его нравственную немощь, надо от собственной нравственной силы, великодушия, простоты поговорить с ним, выяснить причину его озлобления, приставания. Или, может быть, даже отвлечь его, увести в сторону. Но при этом может оказаться, что такие действия нравственного характера не дают результатов. Он, вроде бы, немножко растерялся, более или менее начал утихать в своей злобе и перестает так настойчиво приставать, но, тем не менее, совсем оставить свое намерение не может и не хочет. И оказывается, что в нем нравственная сила, будучи немощной, вообще не подкрепляема духовным участием. Он не имеет благодатного участия Бога в себе по причине своего неверия, злобности характера, греховности своей натуры. И поэтому на данный момент не имеет в себе благодатного окормления. Значит, он нуждается в духовной благодатной помощи Божией. Поэтому испросить эту помощь и есть насущная задача ребенка

Его нравственные усилия какие-то плоды дали, но до конца ситуация не разрешается по той причине, что собственных нравственных сил недостаточно. Полного влияния нравственным отношением лично оказать он не может. И поэтому просит помощи Божией. С одной стороны, он просит помощи Божией себе, чтобы усилиться в своем собственном нравственном расположении и держаться, потому что до какой-то поры он как-то утешал его, а дальше он чувствует, что теряется, не находит слов, не находит внутренней уверенности. Тогда начинает вкрадываться боязнь за себя, и он теряет мысли.

Поэтому он ищет себе помощи, как немощный, нуждающийся в духовной поддержке, но, прежде всего, он ищет помощи тому, кто отказаться от конфликта совсем не может. И нуждается в том, чтобы Господь растопил бы его злобу.

Откликаясь на нравственную нужду, наш ребенок будет сам лично участвовать в злом сверстнике. Ведь «Доброе злом погубляют, а зло добром приучают».43 А откликаясь на его духовную нужду, он будет прибегать уже к Богу, обращаться по поводу своего сверстника уже к Господу.

Первое условие становления дитя в нравственном, потом духовном свойстве — нужда. Поэтому необходимые воспитательные действия — открывать ребенку нужды окружающих людей надо делать по возможности чаще. В каждом случае мать и отец рассказывают о конкретных нуждающихся, например, детях, либо соседях, жителях данного двора, либо людях, находящихся в некотором отдалении, посещающих тот же храм, раскрывая в этом рассказе их нужду. Способность донести, рассказать нужду — одна из составляющих реального милосердия. Часто бывает, что человек о своих нуждах рассказать не может, смущается, стесняется, а зато нужду другого так распишет, имея дар и способность представить, что все подхватываются и бегут помогать. Здесь уж «Нужда красно бает».44

Показать, раскрыть, развернуть и тем самым пробудить в отклике на нужду — это очень важная способность воспитателя. Нужды бывают разные: телесные, душевные, нравственные, духовные, соответственно, каждую из этих нужд нужно объяснить. Например, бабушка третий день сидит на хлебе и на чае, потому что ей нечего есть — одна нужда, телесная. Она целую неделю дома одна, дети уехали в другой город, долго нет письма, она печалится и из-за этого скорбит — нужда другая, душевная. В первом случае ей надо принести из продуктов что-то поесть, а во втором случае надо прийти, утешить ее, побыть с нею, тем самым себя предложить, как-то заменив ей детей, может быть, внуков. Она развеется, как-то утешится. Или третья нужда — бабушка верует, но вот уже третий день почти не молится, не может встать на молитву, попросить Бога, поскорбеть Богу, хотела пойти в храм, но не может — нужда у нее духовная — потеря в чувстве веры, охлаждение веры по причине тоски. И поэтому она нуждается в том, чтобы вместе с нею помолиться, сводить ее в храм.

Нужда ближняя и дальняя одинаково требуют милосердия.

Существуют нужды ближние и нужды дальние. «Нужда на печке не прохлаждается».44 Есть еще, к сожалению, такая «советская» способность — на всякую нужду, где-то вдалеке произошедшую, откликаться, а реальную нужду, которая есть в доме, не слышать и не чувствовать. Советская педагогика, хорошо умеющая рассказывать о нужде, опиралась на словесные методы, развивала способность детей слушать о тех или других нуждах, читать о нуждах, но не самому реально в них участвовать, Непосредственно своею чуткостью, своими глазами, сердцем своим почувствовать, увидеть нужду ближнего — это выпало за пределы воспитания. Если кто-то расскажет о нужде соседской бабушки, то ребенок через рассказ сразу все это начнет видеть. Сам же лично он не может этого увидеть.

«Комсомолка» в этом плане очень много потрудилась: журналист едет на место, видит, в каких условиях живут болящие или нуждающиеся и потом красочным образом описывает это на страницах газеты. Он сам проникся, почувствовал. Во-первых, откликнулся на письмо, поехал и увидел реально, в чем, где, какие есть нужды, а во-вторых, имея дар слова, описал это все. Наши дети, через такое повествование сильно проникаются сочувствием, желанием помочь. И из этого делают очень серьезные шаги. Деньги высылают, сами едут, звонят и действительно переживают, оказывая очень серьезную помощь. Но если бы они сами лично встретились с этой бабушкой в жизни, то, наверняка прошли бы мимо нее. Точно так же, как они в своем доме проходят мимо собственной бабушки, которая, как выяснилось потом, в таком же положении, которое описано в газете.

Эта способность отклика на словесную нужду была сформирована за счет словесного воспитания, и многие из нас именно так и воспитаны, что-либо идеей отклика и помощи готовы зажечься, либо, прочитав о какой-нибудь нужде, готовы тут же помогать, т. е.мы нужду воспринимаем словесно. Отклик на словесное есть, а такого же отклика на живую нужду нет.

И поэтому большинство людей, в результате, продолжают жить сейчас воспитанными советской системой именно как общественники: на прозвучавшую всенародно нужду откликаются, а лично чуткостью своею услышать чью-то нужду не могут. Неудивительно, что много взрослых людей, выросших из таких детей, за пределами семьи готовы что угодно делать, причем участвуя невероятными усилиями, талантами, с полной преданностью и отдачей, даже жертвенностью, а в это время дома могут нищенствовать, страдать от болезней, от одиночества, от того, что не ухожены. Немало таких общественников готовы в больницах протирать пролежни, выносить утки из-под больных, пропадая там целыми днями и ночами, а в это же самое время всякая просьба материнская, из постели несущаяся, наоборот, у нашего общественника вызывает раздражение. Почему? Она мешает ему исполнить общественный долг.

Мы сейчас говорим о воспитании сочувствия, милосердия, которое должно закладывать в детях изначально. Это советское воспитание вложило в нас общественную потребность — отклик на все, что где то, но никак не рядом. В то время, как действительное воспитание сердца ребенка должно пробуждать способность реагировать на нужду ближнего. И только этот отклик на ближнюю нужду и составляет правду. А там, где отклик на нужду ближнего есть, то он может распространяться и на более далекую нужду. Чем больше душевных сил у ребенка в этом отклике, тем на большее число людей его силы могут быть распределены. Он не только дома успеет помочь, но еще и вне дома. «Добро твори сколько можешь, от того во век не изможешь».45

Поэтому начинается воспитание в ребенке отклика на нужду сначала в доме, в ближних, прежде всего, в родителях. Воспитатель должен обращать внимание ребенка на родителей — в чем они нуждаются, какие телесные, душевные, духовные нужды есть у родителей, у бабушки, у дедушки, которые живут в этом же доме, у сестер, братьев младших и старших, ведь и старшие во многом нуждаются. Как было бы приятно старшему, если бы он пришел, а дома порядок, все прибрано, посуда помыта, рабочий стол его приведен в порядок. Это же может младший почувствовать и сделать. А уж тем паче, когда старший заболел — младший вполне может сделать какие-то вещи, ему доступные, за старшего. Это возможно только в том случае, если ребенок слышит нужду старшего. Эту нужду надо показать ребенку, раскрыть, поначалу, да, словесно. Но дальше, все более и более побуждать в ребенке собственную чуткость. Побуждая личную чуткость ребенка, я могу спросить: «Скажи, мама сегодня в хорошем настроении или плохом, она нуждается в какой-либо помощи?» Так я ставлю ребенка в необходимость самому почувствовать это. Если воспитатель обращен в эту сторону, он легко заметит реальную нужду и просто обратит внимание ребенка: «Посмотри, надо-бы помочь!». Ребенок посмотрел, а там бабушка что-то ищет на полу, она уронила какой-то предмет и по своей слепоте не может найти. И воспитатель ничего не говорит ребенку, не расписывает эту нужду, не рассказывает. А просто обращает внимание: «Посмотри, надо помочь!». Потому что сам увидел. И тогда ребенок сразу идет и помогает. Действительно, бабушка уронила иголку, а найти не может.

И так много разных в жизни обстоятельств, постоянно и ежедневно происходящих, когда в ребенке формируется чувство нужды ближних. Тогда откликом на эту нужду будет служение, которое в ребенке открывает все возможности, изначально в нем заложенные. Самое главное — когда его нравственное чувство в душе сформировано. Проявлением этого нравственного достояния является чуткость ребенка, способность участия, милосердие, любовь, нежность, с которой ребенок может утешить, ласка, великодушие, прощение, незлобивость, кротость.

Отклик на нужду разный — нравственный и деятельный.

Когда мы с вами говорим о действиях, которыми ребенок откликается на нужду, мы видим, что они действительно разные.

Действия нравственные, например, прощение, сочувствие, нежность, доброта. А коль речь идет о разных проявлениях, значит, они к разному прилагаются и разное в ближнем утешают, наполняют, насыщают, восстанавливают в питании. И поэтому в одних случаях нужды нежность и ласка являются утешением. В другом случае нравственной нужды необходимым действием будет прощение, сочувствие, а уже не нежность и ласка. Нравственная нужда, по характеру различна. Соответственно, и действия отклика будет вызывать разные.

Наши ближние часто испытывают насущные и дальние нужды. Способность к дальней нужде возникает из способности отклика на ближнюю нужду. Разные виды нужд: телесные, душевные, духовные требуют проявления различных добродетелей, разного рода участия со стороны ребенка.

С телесными более ясно. Есть, например, телесные нужды в пище, чтобы их покрыть, ребенок должен от себя отложить какую-то пищу. Есть нужды в предметах, вещах-либо от себя отложить, какие-то предметы и вещи отдать, либо у кого-то пойти и попросить, занять на время, пойти купить. Возникают время от времени денежные нужды; порой требует помощи нужда условий, в которых человек живет: он немощен, не может прибраться, из-за этого грязь, пыль, кое-какой требуется ремонт, а у него сил собственных нет, — значит, мы пойдем деятельно помочь ему с ремонтом. Это могут быть и ремонт квартиры, и ремонт вещей, одежды.

К деятельному участию относится, например, что-то нужное достать, когда человек не может сам: болящая бабушка не может всегда до аптеки дойти и что-то найти дома из-за слепоты, не может сходить в магазин, потому что немоществует. Значит, сходить за нее в магазин. Третий случай — не может добиться чего то, потому что не умеет обращаться, не знает, куда обратиться, например, не умеет ходить по инстанциям. Значит, за нее надо сходить, попросить.

Разнообразие всех нужд, на которые обращено его внимание, в конечном итоге, развивает в ребенке его чуткость, способность увидеть это разное множество нужд. Занимаясь этим вопросом с детьми, вы, придя в дом, побыв в доме, потом, по выходу из дома, спросите детей, а какие нужды там были, если дети ничего не заметили, значит они побыли там себе в удовольствие, значит, чуткость на эти нужды не воспитана в ребенке, ему эти нужды не раскрываются. Вас сейчас приведи в какой-нибудь дом, квартиру на часок, на два, а потом спроси: «А какие там нужды были, вы услышали?» Хорошо, если несколько нужд назовете, а то, может быть, две или только одну. А ведь нравственно расположенный человек, воспитанный в чуткости, увидит до десятка нужд различных.

Чтобы покрыть каждую из этих нужд, оказывается, нужно в ребенке сформировать очень много. Допустим, есть нужда в уборке помещения. Значит, ребенок должен уметь убираться. Нужда в ремонте — ребенок должен уметь ремонтировать. Поэтому отклик на нужду потребует еще и научения ребенка покрывать эту нужду. И отсюда целый набор разных учебных действий, которые потребуется ребенку совершать, чтобы он был умеющим покрывать нужду в полном объеме, да еще и качественно.

Таким образом, воспитание Богоугождения требует от нас воспитывать в ребенке чувство отклика на нужду, способность и трудовые навыки покрыть ее обязательно полно и качественно.



39 В.И. Даль. Пословицы русского народа, М., 1984 г., стр. 23.

40 И. Снегирев. Русские народные пословицы, М., 1848г., стр. 18.

41 И. Снегирев. Русские народные пословицы, М., 1848г., стр. 97.

42 В.И. Даль. Пословицы русского народа, М., 1984 г., стр. 22.

43 И. Снегирев. Русские народные пословицы, М., 1848г., стр. 95.

44 И. Снегирев. Русские народные пословицы, М., 1848г., стр. 301.

45 И. Снегирев. Русские народные пословицы, М., 1848г., стр. 94.