Общиноучительный трудовой уклад

Прот. Анатолий Гармаев, 2008 г.

В нашем волгоградском опыте общиноустроения мы начинали с училища православной катехизации и церковной педагогики, и только в последние несколько лет пришли к общиноучительному укладу. Изначально было ясно, что не в знаниях сила (гностическая ересь большевизма). Искали такой характер обучения, где естественные нравственные отношения и искренняя вера были бы в ценности у всех учащих и учащихся. В условиях таких отношений возможно было бы формирование христианского мировоззрения и усвоение церковного порядка жизни.

Много практических указаний для устроения обучения нашли мы у святителя Иннокентия Московского и святителя Феофана Затворника. Труды святителя Феофана легли в основу устроения всей нашей жизни. Прежде всего, нужно было научиться работе с книгами. Уже четырнадцать лет идет труд над тем, чтобы преодолеть привычный рациональный способ их восприятия, научиться выделять существенное, не подменяя автора собою, своим пониманием и толкованиями, входить в смысловой контекст не только содержания текста, но и попечений автора (особенно при изучении творений святых отцов). Последнее требует от читающих по отношению к автору: в ценностях — единомыслия, в воле — единодушия и в духе — единогласия.

Занятия с книгами и с содержанием истин веры сложились в итоге в три рода упражнений или деланий: «1) чтение и слышание слова Божия, отеческих писаний, житий святых отцов, 2) взаимное собеседование и 3) вопрошение опытнейших. Хорошо — читать или слушать, лучше — взаимное собеседование, а еще лучше — слово опытнейшего» («Уроки и примеры христианской любви: Опыт катехизической хрестоматии». Сост. прот. Григорий Дьяченко. «Паломник», 1998. — с. 103 по свт. Феофану Затворнику). К этому нужно добавить «Правила чтения духовных книг», которые мы стараемся соблюдать (там же, с. 103).

С годами стало ясно, что единовременное присутствие всех трех свойств принадлежности Церкви (единомыслия, единодушия, единогласия) обретается не столько в аудитории, сколько за ее пределами — в богослужениях, в братолюбивом общении между собою, в служениях Богу и ближним. Это означает, что мировоззрение есть, прежде всего, следствие жизни, а не только аудиторных занятий. В обстоятельствах жизни — исповедание своей принадлежности Церкви насколько это возможно и свидетельствование Христа в своих поступках в меру личной ревности — оно только и становится основанием мировоззрения. Если такого основания нет, если в жизненных обстоятельствах человек не ищет христианского, евангельского, церковного поведения, тогда его знания, которые он принимает за мировоззрение, не являются им. Они и силы не имеют, и образа душе не дают. Сегодня он так думает и видит, завтра он стал забывать, что знал, со временем может и совсем оставить большую часть того, что знает.

Выход за пределы аудитории потребовал «единодушных братьев» (прп. Ефрем Сирин), близкого «общения с людьми, боящимися Бога» (прп. Авва Дорофей), т. е. имеющими страх Божий, «почитания один другого высшим себя, (и старания) не о себе только заботиться, но каждому и о других» (Флп. 2, 3–4).

Чтобы пожелания отцов Церкви не остались пустым звуком, нужно было так устроить общежитие, чтобы сам строй жизни, последовательность дел и событий, даже размещение по комнатам и за трапезой, дежурства, взаимообслуживание, труды — всё содействовало, еще лучше, необходимо вело и влекло к исполнению названных наставлений. Каким же образом возможно было делать всё это?

«Если есть какое утешение во Христе, если есть какая отрада любви, если есть какое общение духа, и если есть какое милосердие и сострадательность» (Флп. 2, 1), — из того всё это и делать. Так наставил нас апостол Павел.

Всё это собиралось годами, не сразу приходило в ясную простоту. Самой жизнью выверялись множество прочитанных страниц трудов святых отцов — что посильно для нас, какой последовательности держаться.

Выход в практическое исполнение, в упражнения и делания очень скоро обнаружил разную готовность всех нас к реальной церковной жизни. Образование душевных сил по духу христианской жизни оказалось делом трудным, Несмотря на обилие благодатных средств: говений, Таинств покаяния, Причащения. Требовались личный труд, ревность, постоянство, способность идти до конца в конкретных действиях аскетики — сначала внешних, таких, как держание тела по духу новой жизни, затем внутренних: хранение духа ревности по Богу.

После многих попыток и проб человек в итоге приходил к различению в себе настроений души, и немногие, только единицы — к различению состояний, движений собственного духа. Оказалось, много что получается делать от души, но до тех пор, пока не заденут дух. По духу делать, как заповедуют отцы, не получается. Цепляется человек духом за другого и себя отделить от собственного духа не умеет. Первое время о том и не кается. Но задетый, кипит весь в обиде, злобе, радея о порядке, каких-нибудь правилах, ради справедливости, правды своей ради. Того не различит, что, радея от души за устройство дела, по духу радеет за свою правду, от того и возбраняется духом, и брань эта не на ближнего только, но больше и особенно на Святого Духа. Настроением собственного духа запрещает Ему приближаться к себе и вступает в единение с духами злобы и в том не сознает себя.

Не сразу стали мы книжные представления об образе и подобии Божьем узнавать и различать в самих себе. Не скоро пришли к ясности, что дух человеческий имеет два свойства. Одно — любить Бога, другое — устремляться к Абсолюту, искать совершенства, т. е. уподобляться Совершенному — Богу. Первое есть образ Божий в человеке. Как в Троице есть «единение любви», так и дух человеческий любовью обращен ко Святой Троице в единство с Нею. Второе есть подобие Божие — стремление уподобляться Совершенному.

В отказе от Бога во времена советской власти множество людей в свойстве духа — любви — отвратились от Бога и повернулись к себе, сделались самолюбивы по духу, сугубо утвердились в таком свойстве за период советского безбожия. Во втором свойстве духа — стремлении к Абсолюту, Совершенному — потеряв Бога, люди совершенное стали творить сами, повернулись к тварному, земному и ринулись усовершать материальный мир, материю, оставаясь один на один с нею. Эта жизнь, усовершаемая от себя, без Бога, стала им всего дороже. Стали они за свои взгляды, за от себя усовершение как за жизнь стоять. Не нужен им стал и Дух Святой. Сделался человек не терпящим единения с Ним.

Весь строй жизни, особенно школьное и всё последующее образование развивало и закрепляло в таком человеке устремление духа к совершенному (читай — научному) знанию, к совершенным (т. е. профессиональным) умениям, к высшему, абсолютному (т. е. философскому) отношению к жизни с глубоко укоренившимся отношением к себе: мол, человек — это звучит гордо. Всё общественное воспитание, оставив Бога, стало обращать людей друг ко другу. Человек стал любить общение с человеком в разных его видах — в застольях, искусствах (театр, кино, телевидение), съездах, конференциях и разного рода собраниях. Угождение и служение Богу обратилось в угождение и служение людям, обществу, всему человечеству, служение совершенным — прекрасным, качественным, квалифицированным, превосходным, под европейский стандарт образом.

Последствия не заставили себя долго ждать. Люди с самого детства, даже до школы незаметно для себя стали сливаться с иными духами, наполняться силою зла, жестокости в отстаивании своих (читай — по личному чувству совершенных) идей, предложений, взглядов, всё время и силы посвящать делу, работе, а по окончании ее в часы и дни отдыха обращаться всею жизненностью к плоти и в ней ввергаться в услаждения, отдых от работы.

Придя в Церковь, такой человек, будучи верующим, может держать видимые отношения со Христом, от души участвовать в разных делах церковного устроения, а по духу будет жить в постоянном конфликте со Святым Духом. Грешить, во всём оправдываться, чуть что — злиться, ради своей правды восставать на всех, свои взгляды на усовершение служения принимать за лучшие, легко осуждать, с трудом оправдывать ближнего или никого не оправдывать, мало кого любить или любить выборочно, он будет инфантилен, истеричен и еще много-много такого, что свидетельствует о его конфликте со Святым Духом.

Естественно, что такой человек, будучи и верующим, и церковным (внешне), по духу останется равнодушен к Царству Небесному. Он не памятует о часе смертном, боится смерти, не ведает страха Божия и не знает в себе, откуда и каким образом он может к нему прийти. Всё в нем по отношению к раю и аду как-то пусто, безжизненно, рационально и холодно. От души такой человек готов многое что делать и делает — дома, в Церкви, на работе. Духом своим, в котором от себя всё делает, может преодолевать и немощи души, и немощи плоти. Этим же духом будет любить дело и своё служение, а в итоге — себя в деле, себя в служении, по духу не любя Бога и не зная любви к Богу, по честолюбию ища совершенства в делах и служениях и даже в нравственном возрастании, не ища совершенства в духовном. Еще хуже — ища совершенства в духовном и нравственном и не терпя ближних за их несовершенство. Причина?

Воспитанием такого человека в предыдущем столетии занималась советская школа. Дух совершенства и превосходства был положен в основание и развивался в школе различными формами соревнований. Смотры, конкурсы, олимпиады, концерты, фестивали — всё в духе превосходства. Потеряв в свойствах духа любовь к Богу, человек искренне стал радоваться превосходству человека, собственному превосходству. Вокруг этого и строит он все дела, знакомства и отношения с людьми.

Любовь к совершенству стала подвигать всю деятельность человека. Неверующий человек полюбил совершенство дел, служений, себя перед другими людьми и не стал любить совершенства Бога. Даже став затем верующим, такой человек в молитве может верою обращаться к Богу, а в любви — к совершенству дел, в мыслях будет обращен весь к ним, или из любви к собственному совершенству весь будет кипеть, оскорбленный обличением в несовершенстве. Он может хвалить совершенство ближних, а из любви к себе будет человекоугодничать или завидовать их совершенству. Только когда он будет искренне любить ближних, от души радуясь их успехам, тогда он будет исполнять благую волю Божию — любить совершенное в их делах.

В бурных аплодисментах, в восторге от концерта, от изделий человеческих, в радости за победителей мы не замечаем сегодня потери отношений с Богом, благодарности Ему, благоговения перед Его участием в нашей жизни. Любя превосходство тварного, мы не любим Превосходного, любя совершенство человеческого — не любим Совершенного. Впрочем, я видел людей, которые радовались успехам других, любя их любовию Христовою. Вероятно, это было исполнение ими благоугодной воли Божией.

Мы же не такими пришли в Церковь, не такими идем в своем воцерковлении. По большому счету во многом равнодушные друг ко другу, что особенно видно к десятому, пятнадцатому году церковной жизни, с большим трудом и неохотой соглашаемся на какие-то изменения в нашем характере. Причина такого состояния — глубокая поврежденность в духе, неспособность по-Божьи любить. Стремление к совершенному зовет нас много знать о Боге. Но в этом знании нет любви к Богу. Все силы любви поглощены нами же и обращены к себе. С такой печальной и почти непреодолимой реальностью мы постоянно встречались в нашем общежитии. И это спустя более десяти лет, казалось бы, настойчивых трудов по воцерковлению. Поэтому встал перед нами в какое-то время очень грустный и естественный вопрос: где, как и когда в нас таких может быть положено начало общинному человеку?

Сегодня мы думаем, что можем ответить на этот вопрос утвердительно, т. е. не совсем книжно, а частью опытно. Книжно всё, что я сейчас перечислю, всякий знает, а вот опытно… Начало общинному человеку положится, если вернуть себя к факту зарождения Царства Божия в нас в Крещении; если обратиться от своих истоков к истокам ближних, старших, лучших людей своего времени, к истокам людей Церкви, святых, к Самому Христу и Святому Духу, в Них — к Отцу Небесному; если искать единомысленных, единодушных и единогласных со-ревнителей Бога в своем ближнем окружении; если трудиться над свойствами себя-соревнителя, т. е. над собственным спасением, радеть о спасении ближних и любить их; если в жизни подражать, а затем следовать Христу, Его благословениям в скорбях, искушениях, в несении крестов и тягот любви; если служить людям, ближним в семье, в Отечестве, трудиться на их благо и если чему-либо из перечисленного учить детей, подростков и способную к тому молодежь.

Откуда же взять силы и образ на все «если» или выборочно на какие-то из них? Ответ пришел неожиданно и просто. Из призваний и от Христа. Мы знаем три вида призваний — жизненные, прикладные и призвание к праведности и святости. Принято называть призваниями дарования прежде всего профессионального характера. Призвание актера, художника, летчика, офицера, предпринимателя, руководителя и др., но призвание подразумевает призванность. Призванность — кем? Обычно отвечают: родиной, Отечеством. Одно не ясно, как родина и Отечество могут призвание вложить в человека, да еще до его рождения. Если же ответим, что человек призван Богом, то Бог и может вложить, и вложил призвание в природу и личность человека уже в его зачатии и рождении. Но тогда это не только профессиональные призвания. Это, прежде всего, призвания жизненные, которых мы можем выделить четыре. Это сыновство, супружество, родительство, гражданство.

Второй вид — призвания прикладные. Это как раз профессиональные призвания. Их много разных видов.

Третий вид — это призвания праведности и святости. Наблюдение за судьбами людей открывает множество как бы лишенных названных призваний.

Так, Бог дал кому-то родиться калекой, другим в ходе жизни стать навсегда больным, кто-то станет сиротой, кто-то вдовой, кому-то часть жизни быть одиноким. В другом случае сам человек выбирает быть, например, священником-целибатом, странником. Есть люди, добровольно избравшие путь юродства, сестер милосердия, воспитателей и многих других. Они не имеют семьи и не стали монахами. Это не их удел. Бог призвал их к иному характеру жизни. Для многих это вынужденное или невольное призвание, с которым нужно смириться, свыкнуться и сделать его условием для спасения, а с другой стороны, обернуть его на пользу и служение людям. Есть же предприятия, где работают слепые, глухие, увечные люди, инвалиды с разной трудоспособностью.

Из всех призваний только супружество и родительство им трудно или невозможно. Да отчасти в прикладных призваниях не всегда и не все могут развиваться. Остальные же призвания все при них. Это и сыновство, и гражданство, это призвание праведности и святости.

Особым временем является старость. Не сам человек выбирает ее. Она ему дается. А вместе с нею особый уклад жизни, в котором главным является приготовление к переходу в другой мир и новые отношения со смертью.

Апостол Павел о призваниях пишет следующее: «Каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе. Жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его. Призван ли кто обрезанным, не скрывайся; призван ли кто необрезанным, не обрезывайся. Рабом ли ты призван, не смущайся. Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа, равно и призванный свободным есть раб Христов. В каком звании кто призван, братия, в том каждый и оставайся пред Богом» (1 Кор. 7 — 7, 13, 18, 21, 24).

Из трех видов призваний прикладное призвание сопровождает или прививается к жизненному и освящается праведностью. Если в прикладном призвании человек потеряет Бога, но при этом добивается совершенства изделий, то он, очевидно, начинает служить своему превосходству. В действительности прикладные призвания, будучи от Бога, даны человеку не ради одного совершенства изделий, но ради откровений Совершенного. Изделия в труде, просвещаемом благодатью, будут не только профессионально исполненными, что делает человек, но будут ладными, облагодатствованными. Одна из особенностей таких изделий — они долго и хорошо служат. Особенность же труда мастера, пребывающего всегда с Богом, — степенность, иногда неспешность, в отличие от современной интенсивности и бесовской поспешности.

Жизненные призвания, их четыре, отличаются одно от другого тем, кого человек в них любит. В сыновстве — родителей, в супружестве — мужа или жену, в родительстве — детей, в гражданстве — Отечество земное, т. е. единство и благоустроение Церкви, государства и общества, а в них — сограждан, в праведности и святости — Господа, Матерь Божию, ангелов, святых. В гражданстве и праведности любит благословения Отца Небесного, «из Него же всяко отечество на небесех и на земли именуется» (Ефес. 3, 15). В жизненных призваниях человек любит и единственно он один знает того, кого любит. Никто другой не знает так, как он. Дети знают родителей и родители детей так, как никто другой. Муж знает жену и жена мужа. И никто не знает их так, как знают они друг друга. Сравни: «Никто не знает, кто есть Сын, токмо Отец: и Кто есть Отец, токмо Сын» (Лк. 10, 22).

Каждое жизненное призвание имеет свою силу и образ. Это значит, что в своем начале призвание не нуждается в обучении извне. Оно в себе самом имеет и содержание, и образ действий, и силу. Например, младенца не нужно учить сыновству. Он в естестве несет уже сыновние и дочерние чувства и отношение к родителям. Женщина по рождении ребенка, пробуждаясь в материнстве, не нуждается в наставлениях извне. Подобное же происходит и с супружеством. Наступает время, и молодых ничем не остановишь в их проснувшемся стремлении друг ко другу. То же происходит и с гражданством — потребность служить обществу, Отечеству. В ходе жизни человек в призваниях, образующих семью и Отечество, развивается, приходит в опыт и зрелость.

Иное дело, если призвание не пробудилось или подавлено, искажено. Дети в сыновстве с рождения могут иметь самолюбивый и самоугодный характер. При неправильном родительстве — потакательстве, заласкивании или, наоборот, жестоком обращении с детьми, нечувствии к ним или равнодушии — характер детей быстро усугубляется в худом и уже к семи годам дети могут выйти из послушания, а в 12–14 лет могут откровенно игнорировать родителей, гнушаться ими. Сегодня потерянного, самолюбием и самоугодием извращенного родительства очень много.

Супружество сплошь погрузилось в телесные и душевные потребности и преимущественно превратилось в пользование плотью друг друга, душевными утешениями друг в друге и извлечение материальных выгод и бытовых удобств от способностей и умений супругов. Оттого вместо развития супружества мы сплошь и рядом присутствуем при трагедии распада семей. Гражданство стало ложным. Человек готов служить Отечеству верою и правдою — верою участвовать в Церковном строительстве, правдою трудиться на благо Родины. Но, то и другое из неевангельских оснований. Стремление к гражданству Небесному, праведности и святости, ради которых принимают монашество, стало редкостью, а то, что есть, порою схвачено самоугодием и самолюбием. Примешанность к жизненным призваниям самоугодия и самолюбия формирует деятельность человека, движимую потребностями. В результате в характере человека переплетаются жертвенность жизненных призваний, безкорыстие, служительность и любовь с корыстью самоугодия и самолюбия, с потребительством, т. е. жизнью для своих потребностей, которые слагаются в нем в многоуровневую и сложную иерархию.

Обращение к праведности, т. е. ко Святому Духу, совести и заповедям Божиим начинает в человеке высвобождение жизненных призваний в их чистое проявление, в богатстве славы.

В училище, общине и семьях общины перемешанный с самоугодием характер жизненных призваний ведет к разным нестроениям, трудным отношениям друг с другом и угашению ревности к спасению. Несмотря на это, семья, даже выходя на край отчаянных отношений, остается семьей, в общине в труднейших преодолениях отчуждения формируются новые связи участия друг в друге, помощи, ответственности друг за друга и в целом за общинные дела, учащиеся всерьез готовятся к устроению своей семьи и к будущему служению.

Во всем этом не сразу образуется жажда спасения. Поначалу отношения со Христом присутствуют отдельно от призваний. К Богу идут ради утешения, мира. Затем обращаются ради решения жизненных проблем. Если в оба эти периода ревность веры обращается и к тому, чтобы освоить разумение себя, а через то различить в себе богодарованные возможности духа, души, тела, найтись в умении отличать себя от природы, в умении распознавать в себе свойства личности, тогда кладется серьезный задел любви к себе. Без этого различения себя от того, что во мне, как исполнить заповедь «возлюби ближнего, как самого себя».

В этот же период нужно положить обучение самоукорению, которое происходит не от ума всезнающего, а от живой совести, и которое полагается в душе началом праведности. Самоукорение открывает греховную поврежденность всех составов человека. Оно же хранит покаяние и возвращает к нему, когда оно гаснет. Самоукорение открывает возможность действию благодати.

На этом основании начальной праведности возможен уже труд внешнего и внутреннего делания. Внешний труд по пяти отправлениям плоти ради восстановления духа (труд по отношению к органам чувств, движения, слова, питания, половых отправлений). Внутренний труд хранения духа ревности по Богу (свт. Феофан Затворник). Тогда открывается внутренняя потребность евангельской нравственности и собственно потребность спасения. Нравственность естественная («естеством законное творят» — Рим. 2, 14) проникается нравственностью евангельской.

Все это совершается в каждом жизненном призвании. Сыновство, супружество, родительство, гражданство земное и гражданство Небесное во Христе очищаются и освящаются. Человек из греха приходит к нравственности естественной, а от нее восходит в нравственность евангельскую. Отчуждения и разделения в призваниях преодолеваются и дают место естественным связям долга (сыновнего, родительского, супружеского, гражданского), взаимопопечения, совести, взаимной ответственности. Во Христе эти связи в призваниях освобождаются от страстей и умножаются, усиливаются дарованиями Святого Духа. Мера восстановления в жизненных призваниях и является мерой начальной общинности людей. Далее этой мерой будет праведность. Сами жизненные призвания и праведность, преображающиеся во Христе в святость и в сыновство Отцу Небесному, образуют общинные связи между людьми. Ими и держится община. Они как тело общины. Глава же общины — Христос, а сила действий ее, как внутри, так и во всем теле Церкви — Дух Святой. «Дабы сие приношение язычников, будучи освящено Духом Святым, было благоприятно Богу» (Рим. 15, 16).

К сказанному немного добавим об идеальном образе общины, чтобы видящие направление, не уклонились.

Община — это «общество особое, отдельное от всего мира, не сливающееся с ним» (прот. Александр Шаргунов. «День Святой Троицы». М., 2004, с. 43), здесь общение живущих Христовой любовью людей. В общине и через нее «осуществляется для каждого члена Церкви общение со всей Церковью» (Юбилейный Архиерейский Собор РПЦ). Как же нам, грешным, прийти в такое собрание? Совершенно святых нет, но есть святые чувства, есть святостью подвигаемые поступки, есть святые слова, мысли. Нет совсем святых людей, но есть среди нас крещением заквашенные в святость. Есть и такие, кто от этой закваски ищут умножения ее, есть такие, в которых от этой закваски вскисают «три меры муки» (Мф. 13, 33), есть и кто бережет, хранит свои святые чувства и ими любит, как может, Бога и ближних, равно есть такие, кто готов трудиться и хочет, и движется навстречу закваске, «доколе не вскиснет (в нем) всё» (Мф. 13, 33).

В этом труде, этом хранении в себе святости и в ней духовной ревности дается благословением Божиим в общинной жизни элемент учительный. Учат человека не столько знания, получаемые извне, сколько нравственные и духовные откровения, внутренние открытия, которые по характеру их действия лучше назвать нравственными и духовными поучениями. Даются они в условиях общения и уклада.

Уклад — это порядок жизни, образующийся от любви, или просто порядок, образуемый любовью. Сюда входят традиции любви, обычаи любви, чин любви. Всё это скреплено между собою как связующим наполнением живым, вседневным творчеством любви. Любовь творит отношения людей между собою. В любви это творение отношений никогда не повторяется. Разделение радости и горя, участие в ближнем, помощь ему, терпение, сочувствие, прощение, выручка, утешение, любое взаимообращение неповторимы в любви и непредсказуемы — ни в чувствах, какие придут, ни в словах, которые скажутся, ни в поступках, которые сделаются.

Человек сам себя не узнает, когда любит. Лишь Христа узнает в этой любви и дыхание Духа Святого в сердце. Этою же любовью чин, традиции и обычаи делаются живыми, т. е. святыми, жизненными. Уклад — это порядок жизни, или традиции, обычаи, чин (службы, празднества и др.) и все взаимообращения людей друг с другом. Всё — исполненное любовью. Там уклад, где есть такие люди. Нет людей, не будет и уклада. Таков идеальный образ общины людей, соединенных любовью во Христе.

Почему трудовой уклад? Я думаю, что в этом одно из важнейших отличий жизни в миру от монастырской жизни. Если в монастыре преимуществует молитва, то в миру — труд, который есть служение людям во Христе. Не одна лишь любовь к делу. Это работа. Но в Духе Святом любовь ко Христу, когда поле этой любви — служение ближним. И собственно общинность возникает там, где появляется между людьми такое служение. Тогда работа обращается в труд. В труде на благо ближних — реальное проявление общинности. В нем же залог общинной крепости. Крепка община трудовыми семьями и трудовыми отношениями между ними.

Труд истрезвляет человека. Благословленный труд верующего дает его духу свободу. Посвящая свой труд Богу, человек учится угождать Ему. Такой труд сопряжен с молитвой. Молитва сопряжена с аскетикой, без неё нет правдивых, т. е. безкорыстных отношений с Господом Иисусом Христом. Труд — уже аскетика. Когда человек делает работу безкорыстно, любя тех, для кого он делает, и любя тою любовью, какою Христос в нем любит людей. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). В итоге обратное действие труда на молитву — труд в той или иной мере приуготавливает молитву мирян.

Перейти от работы к труду невозможно, если не совершать отсечения в себе разных проявлений самоугодия — потакания плоти, переложения части работы на других, поставления работы в зависимость от зарплаты, льгот, пустой самоуверенности, безответственности, неумения быть в деле до конца, нечувствия свойств собственного богодарованного духа. Труд — это и отсечение в себе самолюбия и проявлений его: безбожия, самоуверенности, дерзости, духа превосходства, прельщенности собою. Нужно преодоление в себе самоугодия и затем самолюбия. Тогда только можно от работы прийти к труду, а от труда к трудолюбию, что было бы благоприятно Богу. Общинная жизнь в миру не может быть без труда.